Этот номер единственного в мире военного литературно-художественного журнала «Воин России» двухтысячный! Группа сотрудников литературного отдела Реввоенсовета, готовившая в марте 1919 года первый номер «Красноармейца», считала его разовым, предназначенным для отправки на колчаковский фронт для моральной поддержки бойцов молодой Красной Армии. У жизни был другой сюжет. Нам выпало более сотни лет литературной судьбы. И уже две тысячи номеров.
С 1919 до конца 1924 года журнал указывал на обложке текущие номера подряд. К примеру, первый номер 1923 года на обложке значился как 50-й, а следующий соответственно 51-й. Последний номер 1924 года оказался 66-м. И только с 1925 года первый номер назвали № 1 (67), указав в скобках общий счет. Сотый номер вышел в 1927 году, 500-й ‒ в 1940-м. Тысячный номер увидел свет в 1964 году, а 1500-й в 1984-м.
На протяжении более ста лет журнал кропотливо из номера в номер по крупицам собирал лучшие образцы армейской и флотской прозы и поэзии. Нашими авторами были практически все известные советские, а позже российские писатели и поэты. Многие тексты, опубликованные у нас, позже стали сценариями популярнейших фильмов. В эпоху всеобщего перехода на электронные книги и доминирования интернетовского чтива мы продолжаем иметь своего читателя и продолжаем дело предыдущих поколений сотрудников нашего журнала – публиковать лучшие образцы военной прозы и поэзии.
Первый номер
Весна 1919 года выдалась в Москве нестерпимо холодной. В конце марта в бывшей Первопрестольной было почти тридцать градусов мороза, в апреле стало чуть-чуть потеплее ‒ минус пятнадцать, но тут же столицу стали терзать снежные бураны.
По насквозь промерзшим окнам в бывшем доме-замке страхового общества «Россия», поднимающем свой готический шпиль над Сретенским бульваром, беспощадно хлестал ледяной ветер. В одной из комнат размещающегося здесь Реввоенсовета республики за длинным столом сидели несколько озябших человек. Плотный южный загар на лице одного из них, занявшего место во главе стола, казался чужим, но он ни у кого не вызывал удивления.
‒ Товарищи Ленин и Троцкий отозвали меня с Крымского фронта по важному делу. Сегодня, восемнадцатого апреля, в соответствии с резолюцией восьмого съезда РКП(б) по военному вопросу товарищ Троцкий подписал приказ номер… ‒ Загорелый мужчина поднес бумагу к сползшим к кончику носа очкам с высокой дужкой и с сильным латышским акцентом громко прочел: ‒ Да, номер шестьсот семьдесят четыре. В соответствии с ним в Реввоенсовете вместо всероссийского бюро военных комиссаров создается политический отдел. Исполнять обязанности начальника назначен я.
Все внимательно слушали загорелого человека в красноармейской шинели с малиновыми пехотными застежками-«разговорами». Ивар Смилга уже тогда считался героем Гражданской войны. Его бросали комиссаром с фронта на фронт и сейчас отозвали только потому, что немцы ушли из Крыма и фронт был расформирован. На прошедшем месяц назад съезде партии он в числе немногих был избран в члены Центрального комитета. Кроме того, все в Реввоенсовете прекрасно знали, что жена Смилги была связной Ленина, когда он скрывался от охранки в Разливе, а значит, ему могли доверить только очень важное дело.
‒ Перед нами стоят огромные задачи политического плана, ‒ продолжил Смилга, проведя ладонью по усам и острой, торчащей вперед клинышком рыжей бородке. ‒ Самая ближайшая ‒ в соответствии с этим же приказом по Реввоенсовету выпустить номер литературного журнала для подъема боевого духа красноармейцев на Восточном фронте. Дела, товарищи, там сейчас очень плохи. Колчак теснит нас. Требуется самая активная пропагандистская работа. Литература ‒ одно из ее сильнейших орудий. Одно умное и доходчивое стихотворение может сделать для пролетарского дела больше, чем сотня листовок.
Он обвел взглядом сидящих, отметил, что все они в шапках, и улыбнулся. Революция отменила многое, в том числе и старорежимную привычку снимать головные уборы в помещениях. Теперь это считалось анахронизмом. Смилга тоже надел на тщательно обритую голову фуражку с красной звездой на околыше. Так стало чуть теплее.
‒ Редактором предлагаю назначить товарища Полуяна, ‒ посмотрел он на худощавого человека с казацкими усами на скуластом лице. ‒ У него уже есть опыт работы редактором журнала «Красный офицер». Новый журнал нужно сделать более доходчивым для бойцов. Руководство Реввоенсовета остановилось на названии «Красноармеец».
‒ Только у меня одна просьба, товарищ Смилга, ‒ вместе с облачком пара выдохнул Дмитрий Полуян.
‒ Какая?
‒ После выпуска трех номеров прошу отправить меня на фронт.
‒ Хорошо, ‒ улыбнулся слишком обычной для этого здания просьбе Смилга. ‒ Очень важна обложка. Я думаю, здесь поможет товарищ Моор, ‒ посмотрел он на круглолицего светловолосого парня в черной кожаной куртке. ‒ Также возьмите в помощники товарища Диманта из редакционного отдела. Я напишу статью о преступлениях Колчака. И еще одна идея: сделаем на пачках журналов надпись «Доставлять наравне с боеприпасами»…
Редакции «Красноармейца» выделили одну комнатку, такую же промерзшую и неуютную, как и все остальные в этом здании. Мерзли руки, мерзла тушь в чернильницах, гасли керосинки, и тогда кто-нибудь бежал в ближайшую лавку, чтобы в долг выпросить керосина.
В одном из последующих номеров журнала Полуян вспоминал о трудной работе над первенцем: «Приходилось работать в пальто и шапке. Руки застывали, но согревали внутренний жар, ненависть к врагу, жажда борьбы и победы. Нелегко дались первые номера. Всем было не до статей. Еще труднее было найти художников, карикатуристов. Скуден был журнал. Но все же начало было положено. И крепкое, здоровое начало».
Справедливости ради нужно сказать, что Полуян в основном выполнял организаторскую работу, а тексты журнала редактировал начальник Литературно-издательского отдела Реввоенсовета Вячеслав Полонский. В послереволюционные годы он считался одним из лучших литературных критиков, много печатался. Именно он, а не Полуян, являлся реальным главным редактором «Красноармейца». Без его подписи ни один материал не попадал на страницы журнала. После «Красноармейца» Полонский был назначен главным редактором литературного журнала «Новый мир». За публикацию повести Бориса Пильняка «Повесть непогашенной луны» он был снят с должности и отправлен на Урал освещать строительство новых заводов. Там он заболел сыпным тифом и умер в 1932 году.
На третьем номере журнала, как и обещал Смилга, редакторский путь Дмитрия Полуяна закончился. Он уехал на фронт. Впоследствии стал членом военного совета 15-й армии Западного фронта. Во время войны с Польшей 15-я армия под командованием бывшего подполковника царской армии Августа Корка в 1920 году прошла с боями более пятисот километров и остановилась у стен Варшавы. Армия была истощена, как и весь Западный фронт, но авантюристу Троцкому мерещилась мировая революция, и он бросил красноармейцев на польские позиции, хотя у армии Пилсудского был трехкратный перевес в силах. Две дивизии 15-й армии были уничтожены, одна отошла в Восточную Пруссию и попала в плен к немцам. Дмитрия Полуяна спасло то, что перед самым штурмом он был назначен членом реввоенсовета 2-й конной армии. Он дожил до 1937 года, который оказался для него роковым. Впрочем, как и для Смилги.
А «Красноармеец» продолжал выходить. Не всегда регулярно, но все же выходить. Были сдвоенные номера, были строенные. В ноябре 1919 года пришлось сводить воедино сразу шесть номеров. Так и значилось на обложке: № 10−15. Зато этот номер был необычным. Он посвящался второй годовщине Октябрьской революции и имел немалый по тем временам тираж в двести тысяч экземпляров. К тому же он был отпечатан на дорогой мелованной бумаге.
На первых книжках журнала стояла цена в 5 рублей, хотя ни о какой продаже речь не шла. Да и вообще пять рублей в том году были пустым звуком. В последующих номерах цену повысили до 15 рублей, но потом и ее сняли. На обложке появилась надпись: «Этот номер продаже не подлежит. Прочитай и передай другому».
Если первый номер «Красноармейца» числился, судя по надписи на обложке, журналом политотдела Реввоенсовета, то второй уже стал органом политуправления, которым, собственно, и стал преобразованный уже в мае 1919 года политотдел.
Журнал пользовался большой популярностью в войсках. Только в нем можно было в боевых условиях прочесть незамысловатые рассказы и стихи, посмеяться над карикатурами, разгадать кроссворд или ребус. Обложки журнала с плакатами шли на наглядную агитацию.
От войны до войны
Меняются времена ‒ меняются авторы. Если в годы Гражданской войны главными были Ленин, Калинин, Ворошилов, Троцкий, Демьян Бедный, Максим Горький и десятки других уже давно позабытых прозаиков и поэтов, то время НЭПа и особенно тридцатые годы дали журналу много новых имен. Первые робкие рассказы Дмитрий Фурманов печатал в «Красноармейце» с 1922 года. Они были хорошей предпосылкой для создания «Чапаева». Со страниц журнала шагнул в литературу «Железный поток» Серафимовича. Отрывки из романа «Цусима» Новиков-Прибой доверил именно военному литературному журналу.
А были еще статьи наркомвоенмора Ворошилова и научные очерки генерала Карбышева, популяризировавшего инженерное дело, работы Вавилова, Обручева, Мичурина, Павлова. И сотни маленьких незамысловатых рассказов о жизни казармы, кубрика, полигона.
Номера двадцатых годов отличаются очень крупным шрифтом для текстов. Разгадка этого проста ‒ командиры и политруки использовали журнал для устранения неграмотности среди бойцов новых призывов. А таких было очень много.
Двадцатые годы ‒ эпоха так называемых целевых номеров: номер к юбилею Красной Армии, номер об авиации, антирелигиозный номер, номер о летних учебных лагерях, номер о Парижской коммуне, номер к 50-летнему юбилею Ленина.
Современному читателю необычным покажется то, что в каждом номере не менее двух полос уделялось карикатурам и шаржам. Причем каждый рисунок сопровождался отсылом к конкретной воинской части и тому недостатку, который критиковался.
Еще необычней кажется практика печатать ответы читателям прямо на страницах журнала. Вот, к примеру, последний номер за 1923 год. На целую полосу ответы красноармейцам: «Провалову. Ребус не подошел. Опутину. Написано неплохо, но для журнала не подходит. Шевченко. Старайтесь писать как можно короче. Михайлову. Вы описываете случай малоинтересный. Болдыреву. Присланный рассказ написан очень слабо».
Один из номеров 1923 года вызвал у меня удивление. На четвертой странице обложки было нарисовано какое-то чудовище с огромной фашистской свастикой на груди и в типовой германской фуражке без козырька. На него шли в атаку красноармейцы. Почти за двадцать лет до самой страшной войны в истории страны «Красноармеец» предугадал ее с пугающей гениальностью.
Видимо, армия настолько нуждалась в таком журнале, что в 1925 году он стал двухнедельным. А в конце 1929 года руководство наркомата обороны на специальном заседании под председательством наркома Климента Ворошилова рассмотрело вопрос о повышении качества издания и перехода к выпуску номеров каждые десять дней. Эксперимент 1930 года, скорее всего, не очень согласовывался с экономическими реалиями страны, потому что уже в следующем году журнал снова стал выходить два раза в месяц, а в конце тридцатых начались сдваивания номеров.
В год своего десятилетия журнал объединили с другим военным литературным собратом, и он вобрал в свое новое название имена обоих изданий – «Красноармеец и краснофлотец». Более десяти лет он выходил с двойным названием, причем порой на пару лет исчезал союз «и» в названии, а иногда вместо него появлялось тире. Только перед самой войной, когда по армии пошла очередная волна реформаций, армию и флот вновь разделили в литературном виде. «Красноармеец» стал выхо¬дить сам по себе, а «Краснофлотец» отправился в самостоятельное литературное плавание.
Тридцатые годы ‒ эпоха почти обожествленного поклонения перед Сталиным. Содержание журнала не хуже любого другого издания тех лет передает дух времени. Почти на каждой обложке ‒ Сталин и Ворошилов, перед самой войной ‒ Сталин и Тимошенко, новый нарком обороны, в каждом номере наверняка стихи и песни о вожде и его верных соратниках. Рассказы и стихи изображают армию такой, какая она должна быть в идеале, а не такой, какая она есть на самом деле.
Удивительно, но в тридцатые годы журнальная бумага была намного хуже той, что использовалась в двадцатые. Видимо, после революции использовали ту, что хранилась в типографиях капиталистов-издателей, а потом печатали на той, что уже сами производили.
Я пролистал подшивки разных довоенных лет. Не знаю, как так получилось, но самые мрачные, самые темно-синие и темно-коричневые − обложки тридцать седьмого года. На них словно сконцентрировался мрак того времени. За год на последней странице с пугающей частотой менялись фамилии главных редакторов. Пока в конце 1937 года не появилась обезличенная подпись – «Редакционная коллегия».
А еще поразил фантастический рассказ в одном из номеров 1937 года некоего Алексея Палея о путешествиях по стране. Во время поездки герой использовал прибор, очень смахивающий на планшет, по которому он визуально общался с другом, как сейчас мы общаемся по скайпу. В конце рассказа герой возвращается из Владивостока в Москву на самолете со скоростью, превышающей скорость вращения земли. Взлетев в полдень, он прибывает в столицу в десять утра того же дня. Вот такие проблески в мрачные времена.
Призванный на фронт
Первый же военный номер журнала, вышедший в конце июня 1941 года, был полон веры в скорую победу над врагом. Уже в нем были напечатаны очерки о первых героях Великой Отечественной. А для последней страницы обложки художник нарисовал картинку с горящим немецким самолетом, падающим на поле боя. В следующем номере на полосе появился в черно-белом виде плакат активно сотрудничавшего с журналом Ираклия Тоидзе «Родина-мать зовет!», ставший символом начального периода войны. Со страниц журнала он шагнул на улицы советских городов и сел.
Писатели и поэты, в том числе и широко известные, с началом Великой Отечественной войны стали штатными сотрудниками центральных и фронтовых газет. Многие из них писали в «Красноармеец». Со страниц нашего журнала шагнул в известность в 1942 году бравый солдат Василий Теркин. Александр Твардовский всегда отсылал новые строки поэмы о самом неунывающем герое войны в «Красноармеец». Сам герой Василий Теркин был придуман группой поэтов во главе с Твардовским в газете Ленинградского военного округа еще во время финской войны. По их замыслу Теркин был военкором, остро бичующим поведение нерадивых бойцов, и совсем не походил на нового Теркина, балагура и бывалого солдата, способного повернуть любую ситуацию на фронте в свою пользу.
Твардовский вообще очень любил журнал «Красноармеец». Все свои стихотворения во время войны он в первую очередь присылал нам. Больше всего поражает его «Письмо к моим братьям» в ноябрьском номере 1941 года. В нем поэт обращается к младшим братьям Ивану и Павлу, младшим командирам Красной Армии. В их лице он призывает всех советских воинов дать достойный отпор врагу:
Товарищи-братья, мы с вами не дети,
Трудна и сурова дорога побед.
И если вы строки увидите эти,
Примите как старшего брата привет.
Как самое крепкое рукопожатье,
Как слово уверенной, крепкой любви,
Вперед ‒ до конца, мои милые братья!
Вперед − до победы, меньшие мои!
Ни в какое иное время не печаталось на страницах журнала столько известных писателей, как в военное четырехлетие. А у многих из них были десятки публикаций. Например, у Ильи Эренбурга, Александра Твардовского и Степана Щипачева ‒ более тридцати. Более двадцати раз выступал на журнальной полосе со своими стихотворениями Василий Лебедев-Кумач, десятки стихов опубликовали Алексей Сурков, Сергей Михалков, Самуил Маршак, Евгений Долматовский. В военной истории журнала остались публикации Алексея Толстого и Леонида Леонова, Константина Паустовского и Андрея Платонова, Алексея Серафимовича и Бориса Лавренева.
Несмотря на тяжелейшее время, в журнале периодически появлялись детективные и приключенческие произведения. К примеру, повесть Льва Шейнина «Граф Монтекристо» в 1943 году печаталась в нескольких номерах. Никакого отношения к Дюма она не имела. Графом Монтекристо звали хулигана, оказавшегося на свободе после того, как немцы разбомбили тюрьму. Попав на свободе на оккупированную территорию, он полностью перековался и начал в одиночку совершать диверсии против немцев.
В публицистическом разделе журнала самыми сильными были страницы «Герои Великой Отечественной войны». Они были сделаны в виде обычного семейного альбома. Пара десятков фотографий в овалах и виньетках занимали всю полосу, а понизу были написаны фамилии героев без рассказов об их подвигах. Да это и не требовалось, потому что на груди каждого такого героя сияли ордена и медали, повествующие о подвигах лучше любых слов.
Главным карикатуристом журнала был Борис Ефимов. Под его яркие и одновременно хлесткие рисованные произведения отдали четвертую, цветную, полосу. Политработники вырезали ее и вывешивали на стволах деревьев, чтобы сотни бойцов и командиров могли ознакомиться с карикатурами Бориса Ефимова и посмеяться над гротескными изображениями фашистов и их сумасшедших вождей. В 1943 году на журнал стали работать Кукрыниксы, объединенные в одном псевдониме знаменитые в те годы три художника-карикатуриста: Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов. Их работы на последней странице обложки пользовались огромной популярностью на фронте.
В номерах военной поры через номер печатался полосный рассказ из рисунков о подвигах придуманного героя Федота Сноровкина. Он в одиночку ходил в разведку и пленял взвод фашистов, подрывал танки, спрятавшись в дупле дуба, выкуривал немцев из дота и стравливал целые роты фашистов друг с другом. Сейчас бы такую подачу назвали комиксом. Подвиги Сноровкина вызывали живой интерес бойцов, ему даже писали письма. Но слава Василия Теркина оказалась сильнее. Постепенно Федот Сноровкин исчез с журнальной полосы.
В сдвоенном № 3-4 журнала за 1943 год был опубликован новый Гимн Советского Союза. Текст поэтов Сергея Михалкова и Гарольда Эль-Регистана с нотами Александра Александрова занял центральный разворот. Его величие подчеркивали дубовые листья в обрамлении и щиты с традиционными серпом и молотом. Тираж номера был повышенным, чтобы как можно больше военнослужащих выучили новый гимн. Это был очень сильный идеологический ход, настраивающий не только армию, но и всю страну на победу в затянувшейся войне.
За годы войны тираж «Красноармейца» поднялся с двадцати до двухсот пятидесяти тысяч экземпляров в месяц. С 1942 года начала выходить «Библиотечка “Красноармейца”». Сначала она задумывалась как сатирическая. Скажем так, для подъема настроения солдат и матросов. Но позже библиотечка явно посерьезнела. И приобрела всесоюзную популярность. Закрылась она только в переломном 1991 году.
Нелегкий труд редакционного коллектива был отмечен в конце войны. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1944 года за успешную работу по военному, политическому и культурному воспитанию личного состава и в ознаменование 25-летия со дня выхода первого номера редакция журнала «Красноармеец» была награждена орденом Красной Звезды.
Судьба страны – судьба журнала
Каждое десятилетие прошлого века в послевоенной истории журнала ‒ это тема для диссертации. Или хорошего романа.
Пятидесятые ‒ это эпоха резкого перехода от обожествления Сталина (в каждом номере репродукции помпезных картин о вожде народов) до полного его низвержения с пьедестала. Рисованные обложки постепенно сменяются фотографиями, а структура номера становится такой, какой потом будет долгие-долгие годы: статья большого начальника в генеральских погонах на открытии номера, первая цветная вклейка с фоторепортажем о боевой учебе, вторая − с картинами художников, а между ними − короткие рассказы, стихи и корреспонденции из театров и музеев и, наконец, карикатуры, кроссворд и песня с клавиром в конце журнала.
Шестидесятые ‒ это цветные вкладки с Хрущевым на кукурузных полях и первые вкладыши с рассказом о великих событиях той эпохи. Каждый полет в космос, начиная с Юрия Гагарина, обязательно отмечался таким вкладышем. Скорее всего, это позволяло более оперативно реагировать на стремительное освоение космоса. В один ряд с космонавтами по героизации в те годы были способны стать только подводники-атомщики. Имена тех, кто первыми всплыл на Северном полюсе, журнал открыл не только стране, но и всему миру.
Семидесятые ‒ это появление первых полноценных, хотя и чересчур приглаженных очерков о простых тружениках полигонов и дальних океанских походов. Фигурой всеобщего поклонения остается только Ленин. Его столетний юбилей дает на много лет пищу писателям, журналистам, художникам и поэтам. Именно в семидесятые в журнале начинают появляться романы и повести, которые печатаются в нескольких номерах с продолжением, а иллюстрации к ним достигают наивысшего уровня мастерства. Можно с уверенностью сказать, что ни у одного журнала в стране не было в те годы таких изумительно качественных по исполнению иллюстраций к литературным произведениям.
Восьмидесятые ‒ это плавный переход от материалов познавательного плана до резко критических и даже разоблачительных текстов. Дедовщина в армии, бедствующие без квартир офицерские семьи, хищения и казнокрадство, землячество и контрактная армия ‒ все, что было раньше под запретом, вылилось на журнальные полосы. Именно тогда, в конце восьмидесятых, тираж «Советского воина» достиг своего абсолютного максимума ‒ полутора миллионов экземпляров в месяц. А потом пришли ельцинские девяностые ‒ годы полного отрицания всего предыдущего с полной неспособностью создать что-то путное взамен.
В такие недавние девяностые журнал трижды сменил название. В середине 1992 года бывшего тогда главным редактором подполковника Николая Иванова вызвали к большому генералу, и большой генерал сказал ему: «Покажите мне хоть одного советского воина, и я оставлю прежним название журнала». Задача оказалась невыполнима, и тогда на общем собрании редакционного коллектива было решено взять на обложку название популярного тогда романа Валентина Пикуля «Честь имею». Сейчас это название кажется неподходящим для литературного журнала. Да и наличие глагола в имени издания это отсутствие вкуса, но тогда от смены названия зависело само его существование.
Как говаривал незабвенный капитан Врунгель, как вы судно назовете, так оно и поплывет. Видимо, «Честь имею» оказалось нелучшим. Журнал выходил через пень-колоду: то раз в два месяца, то раз в три, а потом и вовсе завис, говоря современным компьютерным языком, на полгода. Редакционная машина работала как часы. Каждый месяц в секретариат сдавались готовые номера, и каждый месяц они складывались в стопку на углу стола ответственного секретаря.
Зато потом, когда было принято решение переименовать журнал в «Воин» и сделать его выпуск ежемесячным, уже лежали в готовности тексты и фотографии сразу шести или семи номеров. С новым названием журнал стал толще и уже больше напоминал литературное издание, чем его советский предшественник.
Впрочем, реформаторский дух не угас и в конце девяностых. В 1997 году перед новым руководством журнала была поставлена задача сделать его из литературно-художественного и общественно-политического только литературным. Для этого к тому же сменили название на «Воин России».
Так и продолжаем мы идти по нашей тернистой литературной дороге. После двухтысячного шага будет две тысячи первый. И это хорошо.
Капитан 1 ранга запаса Игорь ХРИСТОФОРОВ, главный редактор журнала «Воин России»