Голос у Героя России подполковника Максима Шоломова ровный. Он говорит спокойно и просто, как будто рассказывает пустяковую историю у костра, а глаза цепко всматриваются в пространство перед собой. Глядя в них, невольно затихаешь, понимая, что в душе его по-прежнему пылают пожары. Он еще долго будет слышать разрывы снарядов и крики раненых товарищей. Даже если и запретит себе вспоминать, мысленно снова и снова будет возвращаться туда — в 2022-й.
В августе, по прошествии полугода, военным полагался заслуженный отдых. Когда настал момент уезжать и все с нетерпением ждали машин из России, Максим Шоломов принял решение остаться.
— Я считал себя там нужнее. И, в принципе, мне там было хорошо. В такой обстановке больше человечности, больше ясности. Ты понимаешь, что ты делаешь и для чего. Конечно, много страшного, но такая у меня профессия. Когда ты понимаешь, как много зависит от того, что и как ты сделаешь, чувство ответственности возрастает в разы. Я понимал, что там я принесу больше пользы.
Пришли КамАЗы из России, привезли «новеньких». Бодрой походкой, заряженные на победу, они шагнули на украинскую землю. Те, кто ее покидали, молча заняли их места в машинах.
— Это было странно. Почти никто ничего не говорил. Одни приехали, другие уехали, оставив мне свои рации. Я раздал их новичкам, смотрел на них и думал, сколько же предстоит вложить в их головы, чтобы хоть как-то подготовить к предстоящему.
С новым личным составом Михалыч убыл в Запорожскую область, и все началось сначала.
Был отдан приказ готовиться там к зиме. Делали все на совесть, как любит командир. Строили и утепляли блиндажи. Срубили баню. Но в конце сентября стали приходить тревожные вести. В одну из ночей подразделение Максима Шоломова было в срочном порядке переброшено в Луганскую Народную Республику.
— Вернулись туда, откуда ушли несколько месяцев назад. Тогда это был глубокий тыл, теперь же вместо живых населенных пунктов, в которых звенели детские голоса, стояли пустые, разрушенные города-призраки. В них не было ни одной живой души. Еще и погода стояла на дворе сумрачная. Впечатление было не из приятных.
В воздухе витала напряженность, атмосфера в подразделении была не самая радужная, но Михалыч не поддавался панике, коротко попросил: «Давайте меня поближе к хохлам!».
С группой в 28 человек въехали в Макеевку. И снова аналогия — с подвигом двадцати восьми панфиловцев, который повторялся тогда буквально на наших глазах.
В распоряжении Шоломова были танки и БМП. Психологически момент был крайне непростым.
После авианалета полыхали и город, и российская техника.
Максима предупредили, что ждут противника со стороны Нового и дали задачу удерживать перекресток, с которого может начаться наступление. Размещались в полной темноте, не видно было ни зги. Как только пробились первые лучи солнца, взялись за лопаты.
— Начался дождь и шел весь день. Нам его Бог послал, так как во время дождя вэсэушники коптеры не запускают. Копали до темноты, даже на обед не прерывались. Мокрые были насквозь, уставшие, но копали.
На следующий день началось наступление с трех сторон. И без того небольшую группу пришлось делить на три части. Вдвойне тягостно было оттого, что из соседних населенных пунктов уже выезжали отстрелянные пустые танки, вывозя на себе раненых. Подвоз БК был невозможен, поэтому танкистам приходилось самим проезжать десятки километров до места загрузки. Подразделение Шоломова каждый день теряло личный состав, увозили раненых.
Подкрепления ждать было неоткуда. На соседних участках шли такие же тяжелые бои.
Подполковник Максим Шоломов в который раз повторяет:
— В коллективе все зависит от командира. Как у него выстроены взаимоотношения. Правильно ли он видит ситуацию и понимает свою задачу. Может ли грамотно расставить технику.
Эти вопросы Михалыч задавал себе ежедневно. Но тем не менее силы были настолько неравны, что с каждым днем техники и людей с нашей стороны становилось все меньше. Михалыч вспоминает своих бойцов.
— Все парни мои — красавцы. Знали и понимали, куда идут.
Когда вышли на прямое столкновение, картина была не для слабонервных. Лоб в лоб съезжались две БМП — наша и противника.
Вопрос был в том, кто на долю секунды раньше выпустит заряд. В воздухе витала смерть, но противника мы хорошо покрошили.
Передать происходящее словами невозможно. Земля содрогалась на расстоянии километра, а бой тяжелыми орудиями шел на пятачке в сто метров.
— Мы бы столько не продержались, если бы так грамотно не расставили людей и технику.
Михалыч разбил участок на пять секторов. Если противник выводил из строя нашу технику, он тут же вводил другую. Выезжая на позицию для стрельбы, машина останавливалась практически рядом с головами бойцов, сидящих в окопах. Выдержать такое зрелище, когда гусеница танка подъезжает прямо к твоей голове, — уже само по себе подвиг. И каким же точным должен быть расчет, чтобы не раздавить своих.
…Машин оставалось все меньше, менять уже было некем. Когда боец, сидящий в окопе, а вернее, в том, что от него осталось, видит рядом раненого товарища, над головой его все гремит и взрывается, рот забит землей, а последняя целая БМП у него на глазах разворачивается и уезжает, конечно, в душе начинается паника. Что делать? Бежать вместе с ними? Но как оставить раненого друга? Самое страшное, что даже ответить себе на эти вопросы ты не можешь, потому что враг бьет и наступает без перерыва.
Были оставлены все соседние позиции и только перекресток Максима Шоломова продолжал держать удар.
— Спокойно! Дайте мне две минуты. Мы не отходим, мы перезаряжаемся, — уверенно и коротко успокаивал своих солдат командир.
…На седьмой день противник зашел с другой стороны. Финальный поединок проходил на расстоянии пятидесяти метров. Снарядов оставалось все меньше. Максим отстреливался гранатами и даже тогда сумел уничтожить два пулемета противника…
Из 28 человек, участвовавших в данной операции, лишь четыре вышли из боя целыми. Двадцать три, включая Михалыча, получили ранения. Большинство из них — довольно тяжелые. Потеряли только одного человека. Это, безусловно, трагедия, но учитывая все обстоятельства боя, можно сказать, что командир Шоломов и его подразделение сделали невозможное.
— Каждую ночь просыпаюсь и в который раз прокручиваю последний момент. Я повернул голову,
увидел, как по мне ударил гранатомет, но почему-то не среагировал, хотя мог бы это сделать…
Максиму отсекло левую руку.
Была перебита артерия и силы уходили очень быстро. Его и других раненых погрузили в БМП. Но не успели они проехать и несколько минут, как машину заптурили. У Максима загорелись рука, спина, голова. Он выпал из полыхающей машины, успев еще прихватить с собой горящего товарища. Пытаясь погасить на себе пламя, но не имея возможности встать на ноги, Максим какое-то время полз по земле. Сознание уже рассыпалось на мелкие осколки. Чувство времени перестало существовать.
Промелькнула мысль, что через минуту начнет взрываться капсула с боеприпасами.
Надо было ползти дальше. И он полз, продолжая гореть и оставляя на траве вместе с кровью последние силы…
Сколько все это длилось, он не помнит. Последний момент, который запечатлелся в памяти: коричневый частокол стеблей подсолнечника. Все головки уже были срезаны, и пожухлая листва угрюмо болталась на засыхающих палках.
— Урожай собрали, — подумал Максим.
Откуда-то появился КамАЗ. Снова резанула острая мысль: «Только не плен». Рук не было —от второй тоже уже ничего не осталось. Даже подорвать себя не смог бы….
Очнулся уже в Ростове. Как он туда попал, сколько времени прошло с момента, как горел в траве, он не знал.
Смотрит на меня твердо. Чешет культей чуть обросшую щеку.
— Мы все сделали правильно.
Поставленную задачу выполнили, потери у меня были минимальные.
И. ИЛЬИНСКАЯ,
специальный корреспондент
Журнал «Армейский сборник» № 7 2023 г.