Каждый раз 9 Мая мы склоняем головы перед светлой памятью старших поколений, спасших нашу страну и весь мир от немецко-фашистской чумы. Без Дня Победы не было бы мирного и свободного дня сегодняшнего, и все мы в вечном долгу перед фронтовиками.
Представляем читателям воспоминания ветерана Великой Отечественной войны Николая Васильевича ШЛЯПНИКОВА. Эти записи, в которых нет ни одной выдуманной строчки, он принес в редакцию нашего журнала. Постоянные читатели, наверное, помнят его по ранее опубликованным воспоминаниям, в которых «только правда и ничего, кроме правды». Он прошел войну на передовой вплоть до победного мая 1945-го. Гвардии полковник в отставке, ветеран 88й Витебской Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии, председатель Совета ветеранов 331-й Пролетарской Брянско-Смоленской дважды Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, председатель 2-го объединенного Совета ветеранов стрелковых дивизий и общевойсковых армий Московского комитета ветеранов войны, почетный гражданин г. Волоколамска. За проявленное мужество и отвагу имеет ряд боевых наград.
В разведке боем (Из воспоминаний о боях в районе Ржева)
В ноябре 1942 года, когда шли ожесточенные бои в районе Сталинграда, нас, недоучившихся курсантов Львовского военного пехотного училища, отправили в действующую армию. Однако не на юг, как мы того ожидали, а на Западный фронт. Потом мы узнали, что в то время там совместно с Калининским фронтом в строгом секрете готовилась вторая РжевскоСычевская наступательная операция.
Я попал в правофланговую 31ю армию, в 88ю стрелковую дивизию. Соединение вело напряженные бои на широком фронте, занимая 16километровую полосу обороны южнее Ржева. Укомплектовано личным составом оно было лишь процентов на пятьдесят, поэтому наше сравнительно небольшое пополнение сразу же расхватали по подразделениям. Меня вначале направили в стрелковую роту, а через две недели перевели в 147ю отдельную разведывательную роту.
Наша дивизия не вела наступательных действий. На это у нее не было ни сил, ни средств, она лишь ограничилась действиями активной обороны. В это время мы, разведчики, вели наблюдение за противником с наблюдательных пунктов, а чаще из первой траншеи, ходили в засады, вели поиски, приводили пленных, добывали документы, а однажды нашим трофеем стал немецкий противогаз нового образца. Но бывало и так, что подготовленная операция не удавалась, и мы теряли своих боевых товарищей.
В феврале 1943 года наше командование располагало данными о том, что немецкофашистское командование решило вывести свои войска с Ржевского выступа с целью сокращения линии фронта, высвобождая тем самым дивизии для использования их на южных участках. После победоносного завершения Сталинградской битвы войска Красной армии успешно вели наступательные бои на южном крыле советскогерманского фронта: в первой половине февраля были освобождены Курск, Белгород, 16 февраля Харьков. В этой обстановке немецкое командование вынуждено было искать силы, способные остановить продвижение наших армий. Перед советскими войсками, стоящими у Ржевского выступа, стояла задача не допустить планомерного отвода немецких войск. 88я стрелковая дивизия, как и другие соединения 31й армии, должна была быть готовой к упреждающим наступательным действиям. Поэтому командованию армии и дивизии были необходимы самые последние достоверные сведения о противнике. Для этого использовались различные средства, в том числе было решено провести разведку боем. Ее наметили на раннее утро 24 февраля.
Разведка боем наступление ограниченного количество войск (роты, батальона) с участием танков или без них. Проводится внезапно, решительно, напористо, в результате чего у врага создается впечатление, что начинается общее наступление. Он обрушивает все силы и средства на наступающее подразделение, для того чтобы не допустить прорыва на этом участке фронта, и, естественно, обнаруживает места расположения своих огневых средств, резервов. Все, что выявлено у противника, наносится на карты. Когда начнется общее наступление, то артиллерия и авиация будут поражать эти цели, расчищать путь пехоте и танкам. Нередки были случаи, когда с успешно проведенной разведки боем сразу же начиналось общее наступление.
…Утром 23 февраля была построена наша рота. Командир роты старший лейтенант Комков поздравил личный состав с праздником Днем Красной армии и ВоенноМорского Флота. Затем выступил замполит с небольшой речью, в которой кратко изложил положение на фронтах и международную обстановку, призвал нас хорошо готовиться к предстоящим боям. Затем командир роты объявил, что 2й взвод в ближайшую ночь будет участвовать в разведке боем. Личный состав был отправлен на отдых, чтобы идти в бой со свежими силами.
Ночью, надев белые маскхалаты, принесенные старшиной, взяв с собой автоматы с полностью снаряженными магазинами, ручные гранаты, отправились к месту проведения разведки боем. Шли мы один за другим. Вместе с нами пошел заместитель командира роты по политчасти старший лейтенант Титов. Прибыл он к нам в роту буквально недели полторы назад, и ему хотелось поближе узнать своих новых подчиненных. Подбадривать никого не нужно было, все отдавали себе отчет в серьезности предстоящего боя и ответственности за исход его. В разговоре со мной Титов, узнав, что я его земляк (город Кузнецк Пензенской области, а он проживал в 18 километрах от него, на станции Сура), расспрашивал о моих родных. Но общих знакомых у нас не оказалось.
Незаметно мы подошли к реке Осуга. У ее берега пост заградотряда. Часовой окликнул: «Стой, кто идет? Пароль!» И когда получил необходимый ответ, назвал отзыв. Мы пошли дальше. Шли довольно долго по редколесью. Слышалась ружейнопулеметная пальба, виднелось вдалеке зарево от запущенных осветительных ракет. Затем мы спустились в ход сообщения, пошли по нему и наконец оказались в первой траншее исходном положении для наступления.
Прежде чем пройти в первую траншею, замполит предупредил: «Никаких разговоров! Вести себя тихо! Немецкая траншея в 50 метрах». Сам пошел на наблюдательный пункт батальона за получением боевой задачи. С нами, разведчиками, остался командир взвода сержант Силкин (офицеров в дивизии не хватало, и поэтому многие офицерские должности занимали сержанты). Мы терпеливо ждали дальнейшего развития событий, рассматривали траншею. За три месяца, проведенные в дивизии, я побывал во многих местах на переднем крае, но в подобном этому впервые. Траншея была необычно глубокой, глубже человеческого роста, имелись легкие перекрытия из жердей толщиной в человеческую руку, чтобы обезопасить личный состав от гранат, которые забрасывали сюда немцы. Окопы для ведения огня из винтовок и ручных пулеметов, также с перекрытиями, имели амбразуры. Местами в стенках траншеи были вырыты ниши, в которых по необходимости мог бы поместиться человек, и углубления для того, чтобы можно было вылезти из нее. Все было продумано до мелочей.
Но вот появился замполит и отвел нас назад, метров на двести от траншеи. Там поставил нам боевую задачу. Мы уяснили, что в разведке боем участвуют две штрафные роты, наш взвод разведки и отделение саперов. В предыдущую и эту ночи саперы разминировали участок нейтральной полосы, где придется наступать нашим подразделениям. Выделены и необходимые артиллерийские и минометные подразделения в помощь нам. В ходе боя штрафные роты должны захватить первую и вторую траншеи, саперы взорвать трехамбразурный ДЗОТ, а мы взять контрольного пленного, собрать и принести все документы, которые найдутся в блиндажах и у убитых.
Затем наш взвод вместе с замполитом вернулся в первую траншею. Уже на исходном положении для атаки замполит сказал: «По сигналу атаки всем вперед, от штрафников не отставать. Ты, Шляпников, будешь моим связным, останешься в траншее. Я пошел на командный пункт».
Дожидались сигнала атаки недолго, примерно через полчаса слева от нас в темноте взвились две ракеты: красная и зеленая. Разведчики легко выскочили из траншеи и растворились в темноте. Не прошло и минуты, как слева и справа раздались два взрыва, и до меня донеслись отчаянные вопли. Ктото подорвался на мине… Цепи атакующих, видимо, залегли, ибо и слева, и справа слышались команды «Вперед!».
Все это время у меня в голове сверлила мысль: «Как же так? Я в траншее, а ребята там!» Но вот появился замполит. Я к нему: «Товарищ старший лейтенант, разрешите мне к ребятам, вместе пойдем вперед!» Замполит дал согласие, и я моментально выскочил наверх. Пробежав метров двадцать, увидел справа едва заметные в темноте белые бугры на снежном покрове. Это были мои товарищи разведчики, залегшие под огнем. Я пробежал мимо них, и, видимо, сила примера подействовала. Они поднялись и устремились за мной. Я бежал впереди них метрах в десяти.
До немецких окопов оставалось метров пятнадцать, как пули просвистели у моего левого уха, я ощутил удар в левую часть груди и укол в спину, изо рта потекла кровь, а из груди вырвался воздух. Понял, что ранен, но мне удалось добежать до немецкого окопа. Когда спрыгнул в него, увидел убегающего немецкого солдата, дал очередь вслед, по ходу сообщения. И здесь в окоп «посыпались» мои товарищи. Я доложил командиру взвода о ранении, на что последовал мне приказ: вернуться в свою траншею. Разведчики же побежали по ходу сообщения, им надо было выполнять свою задачу захватить пленного и документы.
Возвращался я в свою траншею долго. На нейтральной полосе рвались снаряды, мины, веером пролетали пули, выпущенные откудато издалека. Ползти было трудно, в правой руке был автомат, на левую опираться было нестерпимо больно. Нужно было как можно быстрее укрыться в своей траншее, сделать перевязку.
Рассветало. Я попытался было встать и дальше двигаться на ногах, но сразу же услышал крик санитаров, вытаскивающих раненых с поля боя: «Ложись! Что, жить надоело? Вот оттащим этих раненных, приползем за тобой». И вновь попластунски в свою траншею.
Тем временем сзади меня, в немецкой траншее, шел бой. Слышались выстрелы, разрывы гранат, приглушенные вопли. У меня в голове нетнет да возникал вопрос: сумеют ли мои товарищи взять «языка»?
В траншее меня встретил фельдшер, помог снять верхнюю одежду. Стоял мороз, но я его не чувствовал. Во время перевязки невдалеке разорвался снаряд. Крупный осколок пролетел над нашими головами и ударился в бруствер. Был он величиной сантиметров двадцать, с зазубринами. Фельдшер мне и говорит: «Счастливчик ты!» И на мой вопрос, почему, ответил: «А как же, такой здоровенный осколок пролетел и чуть не задел твоей головы!» Я ему ответил: «Но и твоя голова была рядом, ты тоже счастливчик!»
Обстрел не прекращался, подключилась дальнобойная, более мощная артиллерия противника, который теперь уже не боялся, что вместо нашей попадет в свою траншею. После перевязки я поспешил укрыться в ближайшую землянку. Выждав с полчаса, отправился на передовой медицинский пункт, где мою рану осмотрел врач и отправил в медсанбат. Затем были армейский полевой госпиталь, эвакогоспитали Москвы и Горького…
Меня интересовало, чем закончилась тогдашняя разведка боем, какова судьба моих боевых товарищей. Уже в медсанбате узнал, что наша атака застала немцев врасплох: большинство вражеских солдат спали в блиндажах и встрепенулись лишь тогда, когда наши атакующие подразделения заняли их первую траншею. Вторую траншею брать не стали, так как поступил приказ ограничиться взятием первой. Саперы с помощью стрелков захватили трехамбразурный ДЗОТ и подорвали его, разведчикам в этой непростой обстановке все же удалось взять пленного, оберефрейтора.
Самое главное, что цель разведки боем была достигнута. Командование выяснило, что противник еще не приступил к отводу своих войск.
Впоследствии, при первой же попытке немцев начать планомерный отвод своих частей с Ржевского плацдарма, войска Калининского и Западного фронтов перешли в наступление, чтобы не дать фашистам закрепиться на промежуточных рубежах. Это наступление началось 2 марта 1943 года, через неделю после нашей разведки боем, а 3 марта был освобожден город Ржев.
Затем наши войска освободили Сычевку, Гжатск, Вязьму и вышли к Духовщине, Ярцеву, Дорогобужу, СпасДеменску. Что касается моих товарищей по разведроте, то уже потом встретил лишь одного из них Понедельникова, родом из Краснодарского края. Он мне и рассказал о том, что под Сычевкой погиб командир роты Комков, вместе с ним полегли еще многие разведчики, нарвавшись на засаду, оставленную немцами. Замполит Титов был ранен, и к началу Смоленской наступательной операции, где был контужен и сам Понедельников, в роте никого не оставалось из тех, кого я знал…
Необычный трофей
В боевом донесении командира 331й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии генералмайора Ф. Короля, подписанном в 19.00 22 декабря 1941 года, сообщалось в штаб 20й армии о ходе боевых действий стрелковых полков, которые третий день вели бои за населенные пункты Тимково, Ананьино, Лудину Гору, что на 45 километров западнее города Волоколамска. Последней строкой было записано: «Захвачен двухместный самолетразведчик «Хеншель126».
Невольно возникал вопрос, как могло так случиться, что дивизия вражеский аэродром не захватывала, а самолет был захвачен? Объяснения не было до тех пор, пока я не узнал об этом эпизоде из воспоминаний бывшего помощника начальника оперативного отделения штаба нашей дивизии Василия Михайловича Носевича.
А дело было так. 21 января, на второй день после освобождения города, на командном пункте 331й стрелковой дивизии в пригороде Волоколамска еще до рассвета генерал Король вызвал к себе начальника оперативного отделения и его помощников и поставил перед ними задачу: выехать в расположение стрелковых полков, уточнить передний край и расположение подразделений. В. Носевичу предстояло поехать в 1108й стрелковый полк, который вел бой за деревню Тимково на правом фланге дивизии.
Взяв в транспортной роте подводу с ездовым, Василий уже готов был сесть в сани, как к нему подошел прокурор дивизии Михаил Георгиевич Голощапов и попросил:
Носевич, ты едешь в 1108й полк? Возьми меня, мне нужно выяснить там одно дело.
Михаил Георгиевич, садитесь, веселее будет. Что там случилось?
По дороге расскажу.
Накануне прокурор дивизии послал дивизионного следователя в полк с тем, чтобы он выяснил причину расхождения между цифрами донесения о количестве взятого трофейного имущества и реально полученном трофейной командой. А поздно вечером из полка сообщили, что следователь убит. Как это могло случиться? Следователь же в атаку не ходил! Был в штабе…
Когда въехали в Волоколамск, уже рассвело. В городе наводили порядок, убирали трупы. На улице часто встречались разрушенные дома, другие стояли с виду целые, но с темными глазницами разбитых окон. Объехали несколько брошенных автомашин, покореженный немецкий легкий танк, в который танкисты вчера влепили не менее двух 76миллиметровых снарядов. Подъехали к площади: сожженные торговые лавки, небольшие ларьки. Вчера здесь после траурного митинга перед строем воинов провезли на санях тела восьми героев, казненных фашистами… Их похоронили в братской могиле, вырытой саперами в городском саду у Соборной улицы. Улица эта потом после войны длительное время называлась Комсомольской.
(20.12.1941 г. при освобождении войсками 20й армии г. Волоколамска с виселицы, находившейся на Новосолдатской улице, были сняты тела 8 комсомольцевразведчиков, казненных фашистами 5.11.1941 г. и провисевших все это время для устрашения жителей. Их имена: Н.Галочкин, К.Пахомов, П.Кирьяков, В.Ординцев, Н.Коган, И.Маменков, А.ЛуконинаГрибкова и Е.Полтавская все москвичи. В этот же день были проведены траурный митинг и похороны. Прим. авт.).
…Ближе к окраине послышались хлопки, наверху возникли маленькие облачка разрывов. Это немецкая батарея вела систематический обстрел выезда из города бризантными снарядами, поражавшими осколками все живое в радиусе 50 метров. Опасное место объехали.
В штабе 1108го стрелкового полка майора А. Калиша прокурор остался выяснять обстоятельства гибели военного следователя, а Носевич после уточнения на карте расположения подразделений полка и приданных средств отправился дальше к переднему краю. Вышел на НП командира полка. В километре от него лежала деревня Тимково, занятая немцами, откуда долетали пули, мины и снаряды. Осмотревшись, офицер поехал далее на правый фланг, где виднелось село Ивановское. Это уже в полосе действия правого соседа. Остановился посреди поля, перед березовой рощей на небольшом пригорке: один большой сугроб показался подозрительным, словно какаято техника занесенная снегом. Носевич приказал ездовому наблюдать за дорогой и стал пробираться по глубокому снегу к роще. Шел осторожно, опасаясь, с одной стороны, подорваться на мине, с другой быть обстрелянным из засады. Когда подошел вплотную, увидел, что перед ним… самолет! Оказалось, двухместный одномоторный, со снятым вооружением. По какойто причине немцы оставили его без охраны, видно, замаскировали и собирались забрать потом. Не трогая ничего, старший лейтенант поспешил назад, в штаб. Ему хотелось взять такой необычный трофей лично!
Было уже темно. В штабе офицер доложил о самолете дежурному старшему батальонному комиссару Якову Таращенко, который сделал соответствующую запись в журнале. Носевич взял в комендантской роте старшину Маневича и еще шестерых бойцов, восемь лошадей с двумя повозками и упряжью. И «группа захвата» покатила к месту.
Слева, из района Тимково, виднелось зарево, доносились пулеметные трели и уханья отдельных разрывов. Продвигались со всеми мерами предосторожности, особенно на переправе. Наконец добрались до березовой рощи. Все было спокойно, однако над головами нетнет, да пролетали с визгом пули, рикошетящие то слева, то справа. Постромками, надетыми на лошадей, зацепили немецкий самолет и потащили его по полю, стараясь, чтобы колеса катились по дороге. Люди всячески помогали коням. Особенно трудно было перетащить самолет через реку Ламу. Саперы хоть и навели переправу через нее, но она явно не предназначалась для такого транспорта. Ближе к городу размещалась одна из рот стрелкового полка, там и оставили под охраной самолет.
Утром Носевич доложил начальнику штаба дивизии полковнику Н. Пуховскому об этом неожиданном трофее, на что полковник ответил сдержанной похвалой. Вечером о захвате самолета было доложено командованию армии в боевом донесении. На следующий день приехали авиаторы, осмотрели крылатую машину, заправили горючим, поставили на широкие лыжи и подняли в воздух. Операция по захвату вражеского самолета закончилась без потерь. Такое бывало весьма редко.
…Бои на Ламском рубеже шли упорные, кровопролитные. 24 декабря в бою за деревню Хворостинино, что южнее Тимково, старший лейтенант В. Носевич, командуя батальоном из 1108го стрелкового полка, при поддержке двух танков захватил 4 дома, уничтожил до роты противника. При этом сам был шесть (!) раз ранен, последнее ранение было тяжелым. По выздоровлении воевал в составе других дивизий. День Победы встретил подполковником в Померании, на острове Рюген. Был награжден орденами Красного Знамени, Суворова 3й степени, Александра Невского, Красной Звезды.
Николай ШЛЯПНИКОВ
Оставьте первый комментарий