О том, как моряки советской подводной лодки К-219 спасли мир от ядерной катастрофы, было запрещено говорить.

О том, как моряки советской подводной лодки спасли мир от ядерной катастрофы, было запрещено говорить.

К-219… Таким был боевой номер атомного ракетного подводного крейсера стратегического назначения, экипаж которого, рискуя собой, спас мир от ядерной катастрофы.

Однако мало кто даже в нашей стране знает об этом, поскольку на многие годы всё, что касалось К-219, было покрыто тайной. Бывший краснозвёздовец Евгений Никитин, которому на днях исполнилось 80 лет, рассказывает читателям «Красной звезды» о той трагедии.

Авария у берегов Америки
«Утром 3 октября на советской атомной лодке с баллистическими ракетами на борту в районе примерно 1000 км северо-восточнее Бермудских островов в одном из отсеков произошёл пожар…»
Эти обжигающие болью строки сообщения ТАСС мы прочитали в начале октября 1986 года. Потом было ещё одно сообщение о том, что реактор заглушен, а лодка затонула на большой глубине. Человеком, который до конца выполнил свой долг, заглушая реактор, был матрос Сергей Преминин.
В трёх дальних походах успел принять участие комсомолец матрос Преминин. Простой деревенский парнишка с Вологодчины сумел предотвратить беду, отдав самое дорогое – жизнь».

Игорь БРИТАНОВ покидает тонущий корабль последним.
Игорь БРИТАНОВ покидает тонущий корабль последним.

Таким комментарием всего лишь в три абзаца сопроводила «Красная звезда» Указ Президиума Верховного Совета СССР от 22 июля 1987 года о награждении орденами и медалями СССР группы военнослужащих, в числе которых был и матрос Сергей Преминин, удостоенный ордена Красной Звезды (посмертно). И больше ничего. Ни названия самой лодки, ни о том, что стало причиной пожара, ни о том, зачем потребовалось заглушать реактор… Короче говоря, никаких подробностей случившегося. Решив узнать о них и подготовить материал для статьи, я попросился в командировку на Северный флот, в состав которого входила это подлодка.
Получив «добро» от руководства, я отбыл к месту её базирования, не ведая о распоряжении Главного политического управления, запрещающем что-либо писать о К-219. Поэтому в политуправлении Северного флота, куда прибыл, чтобы доложить о цели командировки и попросить оформить все необходимые для работы пропуска и разрешения, мне было сказано: заниматься делом К-219 нецелесообразно. Пришлось настаивать на том, чтобы о прибытии корреспондента доложили командующему Северным флотом адмиралу флота Ивану Капитанцу. Нужно отдать должное Ивану Матвеевичу: он дал необходимые распоряжения.
Более того, в беседе со мной особо подчеркнул, что затем делали и другие командиры, в чьём подчинении находилась К-219, какие трагические последствия могла бы иметь авария на подлодке, нёсшей боевую службу у берегов Америки, если бы не мужество её экипажа. Ракетоносец был оснащён атомной энергетической установкой. На его борту было 16 баллистических ракет с ядерными боеголовками. Возникший пожар мог привести к ядерному взрыву, который по губительным последствиям намного превзошёл бы чернобыльскую трагедию, учитывая, что океанские течения понесли бы радиоактивные воды и их обитателей к другим континентам. Но морякам К-219 невероятными усилиями удалось предотвратить катастрофу.

Борьбу за живучесть экипаж К-219 начал моментально после объявления аварийной тревоги

Матрос Сергей Преминин,
Герой Российской Федерации.
Матрос Сергей Преминин, Герой Российской Федерации.
Матрос Сергей Преминин,
Герой Российской Федерации.

Распоряжением командующего флотом мне разрешили побывать на однотипном ракетоносце, предоставили документы специальной комиссии и возможность встретиться с офицерами, старшинами и матросами бывшего экипажа, который перед выходом на боевую службу состоял из 119 человек. С некоторыми из них, например с командиром корабля капитаном 2 ранга Игорем Британовым встретиться удалось несколько позже, уже в Екатеринбурге, куда он переехал после того, как его уволили из рядов Вооружённых Сил.
Всё это позволило мне воссоздать картину того, что произошло на борту подводной лодки.

Экипаж не сдаётся
…Утро 3 октября 1986 года не предвещало никаких неожиданностей. Ракетоносец вёл боевое патрулирование в одном из районов Западной Атлантики. И вдруг подводную лодку потряс взрыв. В ракетном отсеке появился чёрный дым, затем из верхней части шахты номер шесть в отсек начала поступать вода. Подводная лодка оказалась смертельно раненной.
Вот как описал мне тот момент врач подводной лодки Игорь Кочергин: «Я был на ногах. Резкий удар, меня подбросило почти на метр вверх. Тут же зазвучали сигнал аварийной тревоги и команда на использование индивидуальных средств защиты. Затем секунд пятнадцать подлодка погружалась очень быстро, камнем».
Что стало причиной взрыва? Предполагается, что произошла разгерметизация ракетной шахты. Попавшая в неё забортная вода раздавила баки окислителя и горючего ракеты. В ракетный отсек начали поступать пары окислителя. Командир ракетной боевой части капитан 3 ранга Александр Петрачков объявил в отсеке аварийную тревогу, доложил о ситуации на главный командный пункт подводной лодки, подал команду на отдраивание кремальеры (запорного устройства) крышки ракетной шахты. Но взрыв в шахте в силу чрезвычайно высокого давления внутри неё из-за горения топлива произошёл раньше, чем смогла открыться крышка шахты.
По команде командира корабля была немедленно продута средняя группа цистерн главного балласта. Экипаж действовал чётко и профессионально. Подлодка всплыла.
Борьбу за живучесть экипаж К-219 начал моментально после объявления аварийной тревоги. На ГКП корабля начали поступать по бортовому переговорному устройству «Каштан» доклады. В том числе и о том, что в аварийном отсеке погибли капитан 3 ранга Александр Петрачков и матросы Николай Смаглюк и Игорь Харченко.
Доклады были один трагичнее другого: пожар в пятом, шестом отсеках. Пожар… Пожар… Пожар… Уровень загазованности некоторых жизненно важных отсеков превышал три тысячи предельно допустимых концентраций.
Но и в этих условиях личный состав не думал о спасательных плотиках, не бросал корабль. Он боролся за поддержание живучести подводной лодки. В наиболее опасные места направлялись аварийные партии. Они формировались из добровольцев, хотя ими были тогда все без исключения члены экипажа, и возглавлялись механиком – командиром БЧ-5 капитаном 2 ранга Игорем Красильниковым.
Механика на корабле по традиции зовут «дедом», даже если у него не то что борода, но и усы едва-едва начинают пробиваться. А Игорь Петрович Красильников был на лодке «дедом» и по возрасту. В октябре 1986 года ему уже шёл сороковой год. Мастер военного дела. Прекрасный моряк, обладавший опытом 14 боевых служб.

Реактор заглушён 
Борьба продолжалась уже около четырнадцати часов, когда сработала аварийная защита атомного реактора. Подать питание основных и резервных источников питания на приводы поглощающих компенсирующих решёток (ПКР), заглушающих реактор, не удалось. Из-за этого они не опустились на нижние концевики. В таком положении реактор считается заглушённым временно, а затем происходит его самопроизвольный разгон за счёт так называемого разогревания.

Командир К-219 капитан 2 ранга Игорь БРИТАНОВ.
Командир К-219 капитан 2 ранга Игорь БРИТАНОВ.

Чтобы этого не произошло, необходимо вручную опустить компенсирующие решётки. В экипаже были три подготовленных для выполнения такой задачи специалиста: матрос Сергей Преминин, его начальник командир трюмной группы дивизиона движения старший лейтенант Николай Беликов и ещё один, который на тот момент оказался заблокированным в носовой части лодки.
Итак, старший лейтенант и матрос, уроженец солнечной Ялты и житель села Скорняково на Вологодчине, инженер и выпускник СПТУ, наконец, 27-летний офицер, имеющий жену и ребёнка, и матрос в возрасте 21 года, мечтающий создать свою семью после службы. Эти два военных моряка встали плечом к плечу и нацелились на штурм крепости под названием «Атомный реактор». Эти два сильных и мужественных человека были ослаблены многочасовой борьбой со стихией, измождены физически, но не сломлены духовно.
…Через стеклянные глазницы резиновой маски Беликов окинул оставшихся в восьмом отсеке товарищей, тронул рукой плечо Преминина. «Я пойду один, разведаю ситуацию», – сказал при этом. Пригнувшись и округлив плечи, рослый старший лейтенант направился в сторону седьмого отсека. Перед отдраенной для него переборочной дверью ещё раз взглянул на товарищей и перешагнул через комингс, разделяющий отсеки. С тихим щелчком захлопнулась переборочная дверь, и послышались лёгкие шорохи при затягивании кремальеры (так называется устройство на стальной двери для её герметичного закрывания).

Сергей испытывал нечеловеческие перегрузки, но руки его продолжали крутить рукоять – оборот за оборотом

Беликов действовал быстро и уверенно, отчётливо осознавая важную роль и значение фактора времени. Отсек был знаком до мельчайших подробностей. На этой подводной лодке старший лейтенант находился почти с первого дня своей офицерской судьбы.
Внутреннюю переборочную дверь он оставил отдраенной, втиснув ниже петли гаечный ключ. Спустился в аппаратную. Отвернул гайку. Вставил спецключ, похожий на ручку большой мясорубки, и стал его крутить оборот за оборотом, стараясь не останавливаться и не делать рывков. Крутить, крутить…
Дыхательный мешок с кислородом на изолирующем противогазе стал слипаться. Натруженное сердце требовало хотя бы глотка свежего воздуха. Хотелось сорвать с себя маску, хотя бы раз вдохнуть полной грудью. Но разум приказывал: крутить, крутить, крутить…Вдруг рукоятка натолкнулась на невидимую преграду и остановилась. Правая рука соскользнула с рукоятки. Голова, ставшая необычно тяжёлой, закружилась. Едва теплившееся сознание заставило всё же выбраться из аппаратной. Офицер вышел в восьмой отсек и провалился в темноту беспамятства.
А в восьмом отсеке уже «упаковывали» в прорезиненный комплект матроса Преминина. Беликов лежал рядом. Он начал приходить в себя. Время от времени ему плескали на голову воду.
Когда всё было готово, оба встали. Подошли к переборочной двери. Быстро преодолели хорошо известный им обоим маршрут и спустились в аппаратную.
Ключ был навинчен на вторую поглощающе-компенсирующую решётку. Преминин стал крутить, а Беликов поднялся по трапу к переговорному устройству для доклада командиру корабля. От невыносимой жары, от усилий всё тело матроса стало мокрым. Пот застилал глаза, горькой горячей солью обжигал губы. Температура в отсеке повысилась, возросла и концентрация ядовитой газовой смеси. Руки Сергея, столь привыкшие к нелёгкому крестьянскому труду, переставали слушаться. Но вся его сила, вся мощь характера сейчас были устремлены на одно: крутить эту чёртову рукоятку, крутить…
Когда Беликов спустился после доклада в аппаратную, Преминин тяжело и надрывно дышал. Командир потянул его на себя. Они сели на палубу, опершись спинами на переборку, распрямив и вытянув перед собой свинцовые, непослушные ноги. Отдышавшись, закрутили до упора вторую решётку.
Приступили к третьей решётке. «Товарищ командир, мне плохо», – не проговорил, а скорее прохрипел Преминин. Беликов подвёл его к трапу. Подпирая снизу плечом и удерживая сбоку рукой, помог преодолеть семь железных ступенек. Выбрались наверх в отсек. По сравнению с аппаратной даже этот разогретый седьмой отсек казался сейчас прибежищем для восстановления сил.
Беликов положил матроса на металлические пайолы (пол, если говорить понятным для гражданского человека языком), а сам снова спустился к реактору. Докрутил третью решётку, поставил ключ на четвёртую и почувствовал, что начинает терять сознание. Мелькнула мысль: поскорее бы выбраться из этого пекла, иначе всё пойдёт насмарку.
И опять вертикальный трап, высокий комингс. Уже не обращал внимания на удары головой о переборки. Свалился рядом с Премининым. Потом, помогая друг другу, они приковыляли к переборочной двери в восьмой отсек. С другой стороны отсека отдраили дверь. Один за другим вывалились на скользкую палубу восьмого отсека. Человек посторонний ни за что не отгадал бы сейчас, кто из них офицер, а кто матрос. Были два дышащих жаром, невероятно измождённых человека.
Вот что рассказал мне находившийся в то время в восьмом отсеке старший матрос Алексей Долотий: «Беликов вырубился. Страшно было на него смотреть: глаза красные, выкатились из глазниц, лицо безжизненное, белое. Серёга сидел возле, наклонившись над командиром».
Иногда Беликов на короткое время приходил в сознание. «Тогда Сергей о чём-то спрашивал Беликова, у которого не было сил подняться», – продолжил Долотий рассказ о последней дороге Сергея Преминина в бессмертие.
Ухудшилась газовая ситуация в отсеке. Не хватало запасных патронов для дыхательных аппаратов. Последние два отдали Сергею: один в комплекте, другой был запасным. Теперь, когда командира отсека свалил тепловой удар, завершить выполнение задачи мог только он. Всё зависело от него.
Матрос поднялся. В движениях не было ни малейшей суеты и нервозности. Мичман Владимир Гуршал, видевший, как уходил Преминин, сказал: «Шёл он в отсек очень спокойно». В последний раз открывалась и наглухо задраивалась переборочная дверь. Преминин вновь очутился в абсолютной темноте отравленного, задымлённого и раскалённого пекла отсека. Оставалось сделать последние усилия, чтобы окончательно одолеть реактор.
Сергей испытывал нечеловеческие перегрузки, но руки его продолжали крутить рукоять – оборот за оборотом. Сколько их уже сделано? Сколько осталось? Какая разница – всё равно надо крутить до упора, крутить одной рукой, двумя, всем телом…
В нормальных условиях опускание одной решётки занимает около двадцати секунд. Я убедился в этом сам, спустившись в реакторный отсек на однотипном ракетоносце. А в тех экстремальных условиях на это ушло три четверти часа.
Но вот рукоятка остановилась – последняя компенсирующая решётка опущена и защёлкнута на концевиках. Сергей выбрался наверх и направился в… Нет, не в сторону восьмого отсека, чтобы скорее покинуть эту преисподнюю, где всё было выше нормы: температура, загазованность, давление. Преминин подошёл к переговорному устройству: «Товарищ командир, докладывает матрос Преминин. Последняя решётка опущена. Реактор заглушён. Выбросов нет. Иду на выход».
Несмотря на суровую обстановку на подводной лодке, командир корабля не мог удержаться от эмоций. Из «Каштана» донеслось: «Молодец, Преминин. Иди в восьмой». И потом через секунду: «Герой».
Преминин стукнул рукой в переборочную дверь. С обратной стороны тотчас же ответили: «Секунду, Серёга, отдраиваем». Старший мичман Василий Ежов всё то время, пока Сергей Преминин укрощал атомный реактор, почти неотступно находился у переборочной двери, время от времени прислушивался к тому, что происходит за ней.
Ежов толкнул дверь – она не поддалась. Навалились ещё несколько человек – даже не шелохнулась. Стали отжимать ногами – бесполезно. Поставили горизонтальный упор (домкрат), упёрли им – не помогает. Дверь намертво прижало к переборке, и не было в отсеке силы, которая способна была двинуть вперёд неподатливую сталь хотя бы на миллиметр. Причиной тому стало давление, которое в седьмом отсеке оказалось больше, чем в восьмом. Решили давление в восьмом отсеке сравнять с давлением в седьмом. Но из системы наддува повалил ядовитый дым. Загазованность отсека и без того была повышенной. Клапаны пришлось закрыть.
На главном командном пункте заговорил «Каштан»: «Докладывает Преминин. Переборочная дверь не открывается». Голос матроса был тихим и спокойным. Он не закричал, не впал в истерику. Он всё понимал, осознавал положение, в котором оказался. Из-за внезапно осложнившейся ситуации ГКП принял совершенно правильное решение: провентилировать седьмой отсек, сравнять в нём давление с атмосферным.

Возникший пожар мог привести к ядерному взрыву, который по своим губительным последствиям намного превзошёл бы чернобыльскую трагедию

Британов вызвал Преминина на связь и сказал по переговорному устройству: «Преминин, открой первый и второй запоры системы вентиляции коридора правого борта». «Есть, команду принял, исполняю», – донеслось из «Каштана». В голосе матроса снова не чувствовалось ни волнения, ни испуга. Но через несколько минут он сообщил: «Запоры открыть не могу, закусило чеку на стопоре».
На однотипной подводной лодке я держал в руках такую же чеку, легко выдернув её из гнезда. Это обыкновенный штырь по размеру чуть больше авторучки. На это в обычных условиях не требовалось почти никаких усилий. Но все силы Сергея Преминина были израсходованы на укрощение атомного реактора. Все без остатка, до самой последней малости.

Справедливость восторжествует
В нескольких милях от аварийной подводной лодки уже находились подходившие к району бедствия первые гражданские суда Министерства морского флота – «Фёдор Бредихин», «Красногвардейск», «Галилео Галилей» и другие. Перейдя на их борт, экипаж К-219 продолжал борьбу за спасение корабля. Но силы были неравные. В 11.00 по московскому времени 6 октября 1986 года, через 77 часов после начала аварии, командир последним, как и положено, сошёл с лодки на спасательный катер. А через три минуты подлодка канула в пучину океана.
По возвращении в базу экипаж был расформирован, а командир корабля капитан 2 ранга Игорь Британов и командир электромеханической боевой части капитан 2 ранга Игорь Красильников одним приказом были уволены с действительной военной службы в запас из-за служебного несоответствия. Их даже пытались осудить, но военная прокуратура не нашла в действиях обвиняемых состава преступления. Были предприняты попытки навсегда вычеркнуть случившееся из исторической памяти военных моряков и всего народа.
Но этого не произошло. 7 августа 1997 года указом Президента РФ матросу Сергею Преминину за мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга, было присвоено звание Героя Российской Федерации (посмертно).
Кстати, несколько дней спустя после трагедии американская газета «Вашингтон пост» писала: «Моделируя ситуацию аварии, специалисты военно-морских сил США пришли к заключению, что командир и экипаж подводной лодки заслуживают высокой оценки за то, что сумели всплыть на поверхность, и за действия по борьбе с огнём».
Нет сомнения, что героизм и стойкость экипажа К-219 навсегда вписаны в сокровищницу славных дел в богатой подвигами истории военного флота России. И моряками К-219 будут вечно гордиться не только их потомки, но и все, кому небезразлична судьба нашей Родины.

_______________
Евгений Никитин, капитан 1 ранга в отставке, с 1983 года – международный обозреватель «Красной звезды», с 1986 года – редактор журнала «Морской сборник».

Подвиг не может умереть